Шеремет, Пантыкин, Касимов: Скандальные перфомансы, искусство под дулом пистолета и похороны в музее

Журналисты, композиторы и художники 90-х собрались в ГЦСИ для того чтобы обсудить искусство 90-х и 2000-х, сравнить, провести параллели. После выступления первого же спикера встреча вышла из русла запланированной дискуссии и  закипела, накалившись до температуры самых бурных дебатов.

Иннокентий  Шеремет, журналист: о том, как его будоражили уральские перфомансы 90-х и как не будоражит местное современное искусство:

Иннокентий Шеремет ностальгирует по удали и отмороженности художников 90-х

Когда мне было семь лет, я целый год посещал художественную студию. И вот искусство тогда так запало мне в душу, что до сих пор не отпускает. Я побывал во всех лучших музеях мира. Но что касается перфомансов здесь, сейчас…  не вижу, о чем надо рассказывать. Хотя хочется об этом поговорить, и всем СМИ тоже хочется, но говорить не о чем. Тимофей Радя, допустим, замечательный человек. Мастерская у него есть оказывается. Но что он делает? Последнее, что помню – года четыре назад, абажуры возле Оперного театра установили – все местные СМИ об этом написали. Через какое-то время «проклятые городские власти» арт-объекты убрали – все дружно возмутились. Потом, спустя две недели, «проклятые городские власти» вернули абажуры назад – все снова рассказали об этом. По весне их убрали – и снова написали. Следующей зимой опять поставили – очередной раз осветили новость. Нет, абажуры – это, конечно, мило. Но не тысячу же раз подряд мусолить тему.

А если брать перфомансы 90-х, то тут, наверное, Александр Голиздрин со своим Ихтиандром превзошел всех по смелости, по отмороженности. Хотя теперь он не любит вспоминать об этом и вообще замолчал (в мае 1998 года в день Нептуна с морской раковиной в одной руке и «Mein Kampf» в другой Голиздрин выпустил в большую лужу на дне новостроечного котлована два бидона полуживых лещей, затем обнажил свое тело, обклеенное наклейками в виде чешуек, и, объявив себя «Ихтиандром Ботанического района», плюхнулся в ту же лужу — прим. авт). Где они заводилы тех лет? Где молодые? Может быть я постарел? Не знаю. Искусство должно будоражить, без всяких пояснительных текстов.

Здесь вот я, например, вижу две кучи земли и ничего больше.

Сия композиция, представленная в рамках выставки «Неслучайные связи» в стенах Государственного центра современного искусства, состоит из двух зеркал друг напротив друга, засыпанных землей и на фоне зеленой ширмы. Интересна она не сама по себе, а своеобразным визуальным эффектом, о присутствии которого не сразу и догадаешься

Все очень просто — нужно посмотреть в одно из зеркал. И взгляду предстанут не две а целый ряд куч, уплывающих вдаль.

Ну да, на волне 90-х, под овации рухнувшему Союзу кто-то сделал деньги, кто-то имя, потому что было просто произвести впечатление на уставшую от шаблонов публику. А властям, пытавшимся собраться с мыслями, было не до художников – да творите вы, что хотите! Сейчас потребитель сытый, но тоже жадный до зрелищ. Но дальше Интернета эти зрелища не выходят. Вытворить что-то эпатажное вне Сети удается немногим. Почему? Вот вопрос. Да, и кстати, чем, интересно, кучи земли в ГЦСИ так уж отличаются от той, что Голиздрин вывез из Швейцарии, насыпал у железной дороги в Саратовской области и обозначил сей арт-объект «Похищение Европы»?

Александр Пантыкин, музыкант, драматург: о том, зачем музыканту  90-х нужен был пистолет и почему стал популярен «Ласковый май».

В экстремальных условиях художники и музыканты творят по-особому, считает Александр Пантыкин. И нет смысла сравнивать две эпохи.

В 90-е я жил на Уралмаше. И поэтому первое, что тогда сделал, купил пистолет. Обычная ситуация – иду со стоянки ночью после репетиции, а рука моя лежит в кармане рядом с курком. И я понимаю, что сейчас любой из-за куста выскочи – буду стрелять. Вот такая атмосфера – ты дошел до дома, ты жив! И уже поэтому счастлив. Ну и в финансовом плане были тяжелые времена. Зарплата исчислялась миллионами, на которые ничего нельзя было купить. Я учился в консерватории, а мне уже нужно было кормить семью, у меня родились дети. Пришлось заняться бизнесом – я перепродавал аппаратуру кабацким музыкантам и на эти деньги приобрел четырехкомнатную квартиру. Что должен был в такой обстановке чувствовать художник, музыкант? Каждый искал для себя способы выживать. В прямом и переносном смысле. Это совершенно иное мироощущение. Мы по-другому дышали тогда.

Что творилось с музыкой? После потрясающего подъема свердловского рок-клуба, который происходил с 1986 по 1991 год, образовалась огромная яма. Появился «Ласковый май». В 90-х годах состоялась моя встреча с Дмитрием Астраханом, который просит написать тему для фильма «Все будет хорошо». И на этой теме я снова сделал неплохое состояние, потому что ко мне потом обращались все подряд с просьбой написать для них что-то подобное, только лучше. И это не смотря на то, что я вращался в консерваторской среде утонченных музыкантов – резонансной оказалась такая вот простенькая мелодия.

В 90-е всем пришлось нелегко. С рухнувшим Союзом ушла и стабильность. А желанное благополучие не наступило. И так хотелось от всей души махнуть рукой, как герой фильма «Все будет хорошо», расслабиться и слушать, слушать легкую, не задевающую нервные струны музыку. Отсюда и «Ласковый май» и Алена Апина и т.д.

Евгений Касимов, писатель, поэт, журналист: о том, как важна плотность воздуха для  культурной среды.

Евгений Касимов ностальгирует по тем временам, когда в чести были стеб и ирония, а народ не принимал поэтов, читающих грустные стихи

К середине восьмидесятых наш воздух стал серым, мглистым дышать стало трудно, практически невозможно. Но во второй половине 80-х годов и для живописи, и для поэзии, и для музыки наступил ренессанс. Появилась возможность проявлять себя, что-то демонстрировать – концертные залы, выставки были переполнены, журнальные тиражи поднялись до миллиона. Приходилось часа по два стоять в очереди, чтобы посмотреть в каком-нибудь маленьком зале картины ленинградских, допустим, или наших художников. Возникла жажда карнавала, праздника. Поэтому в чести были и стёб и ирония. Если выходил человек и читал угрюмые стихи, его не слушали. То же самое происходило во всех сферах искусства – излишняя серьезность была не в моде.

Однако карнавал не может долго продолжаться. Появились продюсеры, искусство стало коммерциализироваться, на нем начали зарабатывать деньги. Многие музыканты, писатели ушли в журналистику. Но мы чувствовали себя вполне уверенно в плане профессионализации. Изменился даже стиль. Журналисты перестали писать скучно о литературе. Можно было встретить такие строки в рецензии: «Я получила оргазм от посещения этой выставки». Такое было невозможно раньше. Появилась новая журналистика, разухабистая. Иногда невыносимо вульгарная. Тем не менее стала формироваться культурная среда, которая, слава богу, доехала до 2000-х, когда все это резко и закончилось. Воздух снова начал сгущаться, потом он стал мглистым, потом темным и снова стало трудно дышать. Атмосфера в первую очередь важна для самой культуры и для общества, которое является потребителем этой культуры. Сегодня к искусству интереса большого нет, культура уходит в решение собственных каких-то задач. Вот в чем проблема.

Честно говоря, я не вижу тут особой проблемы. Творческим людям всегда приходилось решать свои внутренние задачи. Они всегда были голодны. Сытым художник быть не может — уходит вдохновение. Но только современные люди научились решать эти задачи более ловко. Им никто не дает денег, но они все равно творят и при этом почти не бедствуют. Что в этом плохого? Чем хуже искусства под дулом пистолета?

Владимир Быкодоров, директор канувшего в лету Уральского музея молодежи: о том, как  музей комсомола превращался то в кладбище, то в зону.

Директор Музея Комсомола Александр Быкодоров бесстрашно экспериментировал в стенах музея, быть может чем-то при этом оскорбляя чувства тех, кто продолжал верить в дело партии и комсомольцев, и расстраивается, что сейчас ему не дают так легко играть на чувствах верующих (не важно во что)

90-е годы для меня были временем свободы. Иногда мы занимались тем, что исследовали границы этой свободы. В 1998 году в Музее Комсомола, в окружении комсомольских орденов и судеб мы совершили акт прощания с Сашей Шабуровым (в такой метафорической форме, лежа в гробу посреди зала, он хотел сказать, что покидает город и переезжает в столицу – прим.авт.). Таким образом он попрощался с Екатеринбургом  и переехал жить в Москву.

Вообще, 90-е годы –  очень хорошее время во всех смыслах. К нам приходили художники, предлагали сделать выставку и мы делали. Власти всегда давали деньги. Для нас было только одно ограничение – это конституция, и отвергались те проекты, которые пропагандировали насилие и порнографию. Хотя иногда мы делали исключения. Например, в стенах музея проходила выставка «Зона», где были представлены такие экспонаты, как орудия пыток в современных тюрьмах. И люди шли толпами – может быть, те, кто сидели когда-то  или кто готовился сесть – не знаю… но зал был полный.

Сегодня поле свободы сжалось до определенных границ. Относительно недавно я организовал выставку современных художников. И тут же нам прилетела претензия – что у вас там за православный крест из колбасы?  То есть, возникла атмосфера, которая заставляет поле свободы суживаться. Разве возможно, допустим, сегодня где-нибудь организовать что-то подобное похоронам Шабурова?

Да почему бы и нет. Организовать-то можно все что угодно. Да только полностью за свой счет. Если, конечно, вы не сумеете ловко убедить власти, что такие похороны необходимы городу, что это супер-культурно-важный для Екатеринбурга акт. Хотя, допустим, тому же Голиздрину совсем не нужно было денег для того, чтобы голым нырять в грязную лужу на глазах у изумленной публики. Цель перфоманса была достигнута. А потом Ихтиандра затравили, и сейчас он даже стесняется вспоминать об этом «культурном» событии. А сегодня можно, по-моему, хоть уныряться. Не заметят. Если, конечно, блогеров не привлечь, чтобы попасть в Интернет. Там, может быть, еще и обратят внимание.

В общем, слов было сказано много, но все они сводились к тому, что современному искусству чего-то не хватает, что-то утеряно. То ли художник измельчал, то ли потребитель. А может, просто воздух для творчества не подходящий. Мало свободы. А кому-то, наоборот, с излишком. Да денег не дают. А как считаете вы? Какие из последних культурных проектов вам понравились?